Проза, сценки, наброски - Страница 12

К оглавлению

Ермолаев:

Но вы же сами только только что сказали, что собираетесь дать ему пилюлю.

Доктор:

Нет, нет, вы ошибаетесь. Про пилюлю я не говорил.

Ермолаев:

Ну уж извините, я-то слышал, как вы сказали про пилюлю.

Доктор:

Нет.

Ермолаев:

Что нет?

Доктор:

Не говорил!

Ермолаев:

Кто не говорил?

Доктор:

Вы не говорили.

Ермолаев:

Чего я не говорил?

Доктор:

Вы, по-моему, чего-то недоговариваете.

Ермолаев:

Я ничего не понимаю. Чего я недоговариваю?

Доктор:

Ваша речь очень типична. Вы проглатываете слова, недоговариваете начатой мысли, торопитесь и заикаетесь.

Ермолаев:

Когда же я заикался? Я говорю довольно гладко.

Доктор:

Вот в этом-то и есть ваша ошибка. Видите? Вы даже от напряжения начинаете покрываться красными пятнами. У вас ещё не похолодели руки?

Ермолаев:

Нет. А что?

Доктор:

Так. Это мое предположение. Мне кажется, вам уже тяжело дышать. Лучше сядьте, а то вы можете упасть. Ну вот. Теперь вы отдохните.

Ермолаев:

Да зачем же это?

Доктор:

Тсс. Не напрягайте голосовых связок. Сейчас я вам постараюсь облегчить вашу участь.

Ермолаев:

Доктор! Вы меня пугаете.

Доктор:

Дружочек милый! Я хочу вам помочь. Вот возьмите это. Глотайте.

Ермолаев:

Ой! Фу! Какой сладкий отвратительный вкус! Что это вы мне дали?

Доктор:

Ничего, ничего. Успокойтесь. Это средство верное.

Ермолаев:

Мне жарко и все кажется зеленого цвета.

Доктор:

Да, да, да, дружочек милый, сейчас вы умрете.

Ермолаев:

Что вы говорите? Доктор! Ой, не могу! Доктор! Что вы мне дали? Ой, доктор!

Доктор:

Вы проглотили исследоватескую пилюлю.

Ермолаев:

Спасите. Ой. Спасите. Ой. Дайте дышать. Ой. Спас... Ой. Дышать...

Доктор:

Замолчал. И не дышит. Значит, уже умер. Умер, не найдя на земле ответов на свои вопросы. Да, мы, врачи, должны всесторонне исследовать явление смерти.

<21 июня 1937>

-----------------

Отец и дочь

Было у Наташи две конфеты. Потом она одну конфету съела, и осталась одна конфета. Наташа положила конфету перею собой на стол и заплакала.

Вдруг смотрит -- лежит перед ней на столе опять две конфеты.

Наташа съела одну конфету и опять заплакала.

Наташа плачет, а сама одним глазом на стол смотрит, не появилась ли вторая конфета. Но вторая конфета не появлялась.

Наташа перестала плакать и стала петь. Пела, пела и вдруг умерла.

Пришел Наташин папа, взял Наташу и отнес ее к управдому.

-- Вот,-- говорит Наташин папа,-- засвидетельствуйте смерть.

Управдом подул на печать и приложил ее к Наташиному лбу.

-- Спасибо,-- сказал Наташин папа и понес Наташу на кладбище.

А на кладбище был сторож Матвей, он всегда сидел у ворот и никого на кладбище не пускал, так что покойников приходилось хоронить прямо на улице.

Похоронил папа Наташу на улице, снял шапку, положил ее на том месте, где зарыл Наташу, и пошел домой.

Пришел домой, а Наташа уже дома сидит. Как так? Да очень просто: вылезла из-под земли и домой прибежала.

Вот так штука! Папа так растерялся, что упал и умер.

Позвала Наташа управдома и говорит:

-- Засвидетельстуйте смерть.

Управдом подул на печать и приложил ее к листку бумаги, а потом на этом же листке бумаги написал: "Сим удостоверяется, что такой-то действительно умер".

Взяла Наташа бумажку и понесла ее на кладбище хоронить. А сторож Матвей говорит Наташе:

-- Ни за что не пущу.

Наташа говорит:

-- Мне бы только эту бумажку похоронить.

А сторож говорит:

-- Лучше не проси.

Зарыла Наташа бумажку на улице, положила на то место, где зарыла бумажку, свои носочки и пошла домой.

Приходит домой, а папа уже дома сидит и сам с собой на маленьком бильярдике с металлическими шарикамми играет.

Наташа удивилась, но ничего не сказала и пошла к себе в комнату расти.

Росла, росла и через четыре года стала взрослой барышней. А Наташин папа состарился и согнулся. Но оба как вспомнят, как они друг друга за покойников приняли, так повалятся на диван и смеются. Другой раз минут двадцать смеются.

А соседи, как услышат смех, так сразу одеваются и в кинематограф уходят. А один раз ушли, так и больше не вернулись. Кажется, под автомобиль попали.

<1 сентября 1936>

-----------------

x x x

-- Пейте уксус, господа,-- сказал Шуев.

Ему никто ничего не ответил.

-- Господа! -- крикнул Шуев.-- Я предлагаю вам выпить уксусу!

С кресла поднялся Макаронов и сказал:

-- Я приветствую мысль Шуева. Давайте пить уксус.

Растопякин сказал:

-- Я не буду пить уксуса.

Тут наступило молчание, и все начали смотреть на Шуева. Шуев сидел с каменным лицом. Было неясно, что думает он.

Прошло минуты три. Сучков кашлянул в кулак. Рывин почесал рот. Калтаев поправил свой галстук. Макаронов подвигал ушами и носом. А Растопякин, откинувшись на спинку кресла, смотрел как бы равнодушно в камин.

Прошло ещё минут семь или восемь.

Рывин встал и на цыпочках вышел из комнаты.

Калтаев посмотрел ему вслед.

Когда дверь за Рывиным закрылась, Шуев сказал:

-- Так. Бунтовщик ушел. К чорту бунтовщика!

Все с удивлением переглянулись, а Растопякин поднял голову и уставился на Шуева.

Шуев строго сказал:

-- Кто бунтует,-- тот негодяй!

Сучков осторожно, под столом, пожал плечами.

-- Я за то, чтобы пить уксус,-- негромко сказал Макаронов и выжидательно посмотрел на Шуева.